Кто Он?..

... Только вечером я смог, подойти к Нему. Он был занят днем – учил, говоря притчами, произносил пророчества. И все в Нем меня поражало. Я позволил своей надежде вырасти еще немного. Я стоял среди слушающих Его, молча ждал.

Когда греки закончили задавать Ему вопросы, а местные евреи начали раходиться, я, наконец, подошел к Нему ближе.

Он приветствовал меня улыбкой.

Позади был долгий для Него день, да и Его друзья явно не собирались оставлять нас одних, поэтому я должен был все сказать быстро и понятно.

- Я здесь по случаю Пасхи. – начал я. – Мои жена и дочь остались дома.

Его теплое выражение лица придпало мне уверенности, и я продожил.

- Моя дочь очень сильно страдает. Все что у меня есть, меняю на ее исцеление!

- Сначала пойми, кто Я. – ответил учитель. Он сказал эти слова так тихо, что только я расслышал их. – А потом возвращайся ко мне.

- Пожалуйста, пойми, она очень сильно обезображена. Потому что...

Я запнулся, не решаясь договорить, но тут же решил, что собственная гордость и бремя сейчас не были важны.

- Потому что произошел пожар. Я уронил лампу. Масло разлилось на ее ноги. Она не встает с постели и постоянно кричит от боли. Я оплачу твой путь до моего дома. Пойдем. Или подожди, пока я смогу доставить ее сюда. Исцели ее. А я оплачу твои труды и пожертвую все, что у меня есть, на благо твоих дел!

Если бы Он только мог представить то, что каждый день мне приходится видеть и слышать! Смех играющих на улице детей достигает ее комнаты, и она еще ниже склоняет голову, пряча безутешную боль. Ее кожа заживает очень медленно, сужается, и область задней части ее коленок похожа на толстую паутину. Иногда она просто молча лежит в своей постели, а иногда даже легкое прикосновение одеяла вызывает боль и плач. Сомневаюсь, что моя дочь хоть когда-нибудь снова сможет жить без постоянной боли. Порой мне кажется, что ей будет лучше, если я помогу ей оставить этот мир...

Если бы этот человек только взглянул на нее, Он бы точно не отвернулся от нее! Очень много моих друзей и знакомых не смогли смотреть на нее без содрогания и, возможно, отвращения, но вот только не Он. Он бы точно не испугался коснуться нее.

- Ты готов пожертвовать Мне все, что у тебя есть? – переспросил Он, не повышая голоса или меняя интонации сочувствия.

- Точно. – был мой готовый ответ. Я еще далеко не старик, вернуть состояние несколькими годами упорной работы не так уж трудно. А в результате исцеление моей дочери, моего достоинства...

- То есть, ты хочешь быть отвественным за исцеление своей дочери.

Его друзья подошли ближе, слушая нас, готовые забрать от меня Его.

- Быть отвественным? – теперь я переспросил – Я не понимаю. У Тебя есть дар исцеления. Я сам видел. По Твоей команде прозревают слабые, выпрямляются горбатые, хромые бегают. И уж точно Тебе не составит труда помочь моей дочери. Она снова сможет спать по ночам. Ты...

- Сначала пойми, кто Я. А потом проси. Сначала пойми, о чем и как ты просишь. И почему ты неправ. А потом возвращайся.

Он отошел к своим друзьям. В сгущающейся темноте я не смог разглядеть Его лица. Кажется, Он был разочарован. Или огорчен?

Я понял только то, что меня оставили. Сколько раз я уходил от разговора, оставляя моих собеседников. Попытаться Его остановить было бы глупо.

Я провожал глазами учителя из Галилеи. А вместе с ним и надежду. На место которой пришла безудержная злость...

Зигмунд Брауер, «Комната плача», глава 24. Перевела Мария Федичкина