Бенедиктинец Томас Хесслер: Монашество как форма жизни никогда меня не отпускало

Что означает монашеская жизнь сегодня? Этим вопросом Томас Хесслер задаётся уже давно. Родившийся в 1968 году в Нижней Австрии, он сначала был активен в различных общинах, прежде чем стал сооснователем Европейского монастыря Гут Айх. Там в межрелигиозном взаимодействии и через искусство должна испытываться новая форма монашеской жизни. Недавно Хесслер написал книгу о своей духовной жизни. В интервью для catholisch.de он рассказывает о взлётах, падениях и новых открытиях.

О духовном пути и поиске

Вопрос: Брат Томас, есть ли в вашей духовной жизни красная нить?

Хесслер: Тоска. Тоска по наполненной, успешной, мирной жизни.

От движения Фоколяров к августинцам

Вопрос: В детстве вы пришли в движение Фоколяров, но затем, после времени в этой новой духовной общине, вступили к августинским каноникам. Как вы это пережили?

Хесслер: Движение Фоколяров с его предложениями было очень ориентировано на молодёжь. Это было созвучно, но была и определённая узость – особенно в вопросах морали и сексуальности. Там оно, как и многие другие новые движения, было очень ригидным. Тогда у него ещё были типичные детские болезни, это отличалось от старых монашеских учреждений. У каноников, которым тысяча лет, это, конечно, всё в прошлом.

У каноников у меня также были личные отношения с собратьями. Там я просто мог хорошо представить себя человечески, живя в этой общине. Внешние формы, это барокко, как у воспитанного в католичестве австрийца, меня не отпугнули.

Что привлекало больше всего?

Вопрос: Что же вас там больше всего привлекло?

Хесслер: Монашеская жизнь. В возрасте 14 лет у меня было пиковое переживание в этой монастырской церкви, где я действительно почувствовал, что пришёл к цели. Этой жизни я хотел – а в движении Фоколяров её в такой форме не было. Там часто меняешь местоположение и много бываешь в городе. А я хотел быть в сельской местности.

В 18 лет я вступил к августинским каноникам – а в 21 покинул их. Но то, что никогда больше меня не отпускало, – это форма жизни как монаха.

Почему августинцы перестали подходить?

Вопрос: Что привело к тому, что августинские каноники перестали вам подходить?

Хесслер: Всё моё человеческое развитие ещё не зашло так далеко. К тому же я был очень ранним в сексуальном плане. Мне сначала нужно было понять, как я хочу строить свои отношения. Первый сексуальный опыт я получил в монастыре – но это было для этого неподходящее место. Мои собратья тоже были этим перегружены.

Дело дошло до того, что тайно вскрывали мою почту. После моего ухода у меня появилось свободное пространство. Я переехал из Зальцбурга в Майнц и дал себе волю.

Время вне монастыря: отношения и самопознание

Вопрос: Вы жили в отношениях и получили образование целителя. Что вы узнали в это время о себе и своей тоске?

Хесслер: Самым сильным было осознание того, кто я сам. Я доучился теологию – и во мне созрело понимание, что я всё же хочу делать что-то практическое. К этому добавился и опыт самостоятельности, зарабатывания своих денег, принятия ответственности за себя.

Поскольку я всегда рисовал, я финансировал свою учёбу продажей картин. Это была большая часть моего самопознания: я могу позаботиться о себе, но мне нужно что-то практическое. К этому добавлялось постоянное напряжение в моих отношениях, в том числе эротического характера. Но я всё ещё хотел стать монахом. Как это может работать?

Возвращение в монастырь

Вопрос: Вы ушли из монастыря из-за отношений – почему же тогда, когда был основан бенедиктинский Европейский монастырь в Гут Айх, вы снова вступили в один?

Хесслер: То пиковое переживание в 14 лет было якорем, который дал мне много стабильности. С тех пор я чувствовал призвание к монашеской жизни. Я знал: это моя форма жизни. Когда мне было 25, я понял, от чего мне для этого нужно отказаться. Но притягательность монашеской жизни перевешивала этот отказ.

Я также мог участвовать в новом основании, пробовать вещи, делать по-новому. Это было время новых начинаний. Но обращение с отказом было долгим процессом. Только в 41 год у меня появилось чувство, что я интегрировал эту часть своей личности. Так что это был ещё и путь внутри монастыря.

Особенности Европейского монастыря

Вопрос: Что в Европейском монастыре иначе, чем в других монастырях?

Хесслер: Мы основали монастырь в 1990-е годы, когда Европа срасталась. Мы хотели сделать что-то для мирного сосуществования поверх границ, также в духовном отношении. Тогда был большой идеализм. Мы хотим жить духовность не только поверх конфессиональных, но и религиозных границ. Мы хотели исцелить возникшие раны. Это большой корень бенедиктинской традиции.

Ведь в монастыри всегда приходили люди, искавшие исцеления. Поэтому мы до сих пор производим около 250 натуральных средств, все получены из трав. Всё это продолжается уже 30 лет, но ещё не завершено. Ведь монастырь находится в фазе основания до тех пор, пока там не умрёт первый монах.

Межрелигиозный диалог на практике

Вопрос: Вы сказали, что хотите жить духовность и поверх религиозных границ. Как это работает?

Хесслер: Я более 25 лет сопровождал пожилых дам здесь, в деревне, то есть занимался пастырской работой с пожилыми. Там мы тоже говорили о других религиях и развеивали предрассудки. Речь шла о действительно экзистенциальных вопросах: что нужно, чтобы жить успешное совместное существование в этой многомерной реальности сегодня.

Кроме того, мы в наш монастырь снова и снова приглашаем представителей других религий, где мы вместе празднуем нашу веру в Бога. Мы хотим соединить веру с жизненной реальностью, также здесь, в Зальцкаммергуте.

Роль искусства

Вопрос: Какую роль в этом играет искусство? Вы ведь до сих пор художник.

Хесслер: Искусство тоже является платформой для встречи. Там обретают форму вещи, которые до сих пор существовали только в сознании людей. Например, нас пригласили оформить межрелигиозную комнату прощания в больнице. Там многих людей провожают и по мусульманской традиции.

Поэтому мы позаботились о том, чтобы каждая традиция находила себя в оформлении. В итоге получились ковры и стеклянная лента, на которой написаны заупокойные молитвы разных традиций. То, что похоже, выделено. Так мы одновременно показываем самостоятельность религий, но и то, что связывает нас всех.

Ведь межрелигиозность уже давно часть нашей повседневности: в той больнице был случай с мужчиной из Египта, который умер. Его немецкая спутница жизни хотела тихо скорбеть, а его египетская семья – очень громко. Обеим формам нужно место в таком пространстве.

Новое открытие монашества

Вопрос: Как вы в Европейском монастыре заново открыли для себя монашество?

Хесслер: Я пережил, что разные традиции могут служить одной цели: я, например, всегда делаю утром йогу, но мы также совершаем бенедиктинское хоровое богослужение. К этому добавляются времена тишины для каждого брата, то есть место для медитации. Это вещи, которые для многих людей могут быть созвучны. Речь идёт об основной установке.

О тоске и цели

Вопрос: Мы в начале говорили о теме тоски. Вы сегодня достигли цели своей тоски?

Хесслер: Цели там никогда не бывает. Но многое исполнилось и созрело. Это также связано с осознанием на протяжении лет, со старением. Всё это часть процесса, источники познания. Становиться зрелее, мудрее – это делаю я, но и мои собратья. Снова переживать в глубине молчания, что это значит. Человек постоянно развивается.