Подумайте о мире, который создали книги

Моя зависимость от технологий началась в раннем возрасте. Я настолько сосредоточился, глядя на объект в своих руках, что мог каждый день блокировать громкую болтовню в школьном автобусе. Я носил свою любимую технологию с собой, куда бы я ни пошел, чтобы прочитать несколько страниц после того, как заканчивал работу в классе.

Я был книжным червем, и я так и не поправился.

Когда мы думаем о технологиях, большинство из нас думает о смартфонах, роботах и космических кораблях. Книги — это тоже технология. В книге «Машина идей: как книги создали наш мир и формируют наше будущее» Джоэл Миллер, бывший редактор издательства Thomas Nelson и владелец Miller's Book Review, утверждает, что «книга... является одним из самых важных, но упускаемых из виду факторов в создании современного мира» (1). Миллер настаивает на этом утверждении, даже в эпоху искусственного интеллекта, космических путешествий и медицинских чудес.

Как известно любому родителю ребенка с молотком, технологии меняют не только то, что мы можем делать, но и то, как мы видим мир. Книги сделали это для всего человечества. Они «позволяют нам накапливать идеи и видеть, могут ли они выдержать вес новых ассоциаций и связей» (9). Даже, казалось бы, непроницаемые нейронные сети ИИ построены на эпистемологических основах, заложенных книгами.

Книги — наша первая и самая долговечная форма информационных технологий. Книги сохраняют идеи, да, но они также провоцируют новые - они являются настоящими инструментами для мышления. В книге «Машина идей» Джоэл Дж. Миллер показывает, что книги являются одним из самых важных, но упускаемых из виду факторов в создании нашего современного мира. И они все еще могут нас многому научить.

Прометей. 344 стр.

Книги как создатели мира

«Машина идей» — это не просто любовное письмо к книгам, которое понравится многим библиофилам. Она вписывается в жанр «большой истории», где писатели показывают, как одно изобретение, идея или момент изменили мир. Иногда эти рассказы причудливы, как «Десять томатов, которые изменили мир» Уильяма Александра. Другие, такие как «Переделывая мир» Эндрю Уилсона, предлагают содержательные уроки о развитии нашей культуры.

Отслеживание макроистории письменного слова требует определения «книги», которое выходит за рамки кодекса — собрания бумажных листов, скрепленных вместе, которое служит платоническим идеалом, когда мы, современные люди, используем этот термин. Миллер в широком смысле определяет книгу как «переносную коллекцию письменных идей, предназначенную для того, чтобы поднять человеческий разум за пределы его естественных границ опыта, памяти, расстояния и времени» (7). Это определение включает в себя мое потрепанное издание «Призрачной месы» Луи Ламура в мягкой обложке; оно также охватывает глиняные таблички, пергаментные свитки и электронные книги.

Книги позволяют автору общаться через границы времени и пространства.

По словам Миллера, форма книги имеет меньшее значение, чем ее функция. Как готовый продукт, книги позволяют автору общаться через границы времени и пространства. Однако, как известно каждому автору, само письмо «поощряет генерацию все более сложных идей». Таким образом, книга позволяет как распространять, так и создавать «аргументы, которые требуют отдельных линий исследования, условных деталей, доказательств и примеров, [которые] могут быть наложены и перегруппированы для усиления утверждений» (40). Миллер прав, утверждая, что большая часть нашей философии, естествознания и теологии была бы невозможна без книги.

Христиане и книги

Для христиан книги никогда не были просто объектами; они всегда были инструментами веры и воображения. Мы, как убедительно утверждал Дэвид Лайл Джеффри, люди книги. Поскольку большая часть западной культуры опирается на христианские основы, Библия сыграла огромную роль в мировой истории — как благодаря ее использованию, так и злоупотреблению. Но книжная культура, как мы знаем, уходит корнями в христианство.

Грамотность всегда была главной заботой христиан. Начиная с Иисуса, читающего свиток в синагоге (Луки 4:16–21), и заканчивая тезисами Лютера, размножающимися на печатном станке, письменное слово сформировало христианское воображение. Ранние христиане даже носили миниатюрные кодексы в качестве религиозных символов, чтобы они могли читать драгоценное содержание, где бы они ни находились. Пахомий, основатель первого киновитского монастыря, требовал грамотности для полноправного членства в общине. Миллер пересматривает многие из этих знакомых моментов с новыми деталями, во многих случаях раскрывая анекдоты, которые будут незнакомы многим опытным читателям.

Хотя «Машина идей» выходит далеко за рамки христианской литературной культуры, эта история является важной частью повествования книги. В конце концов, принятие кодекса может быть лучшим примером того, как христиане сами привели к технологическим изменениям, а не просто отреагировали на них. Это иллюстрирует убеждение Миллера в том, что «то, как мы развиваем идеи и получаем к ним доступ, так же важно, как и сами идеи», что является важной темой в книге (292).

Опасность книг

В диалоге Платона «Федр» Сократ утверждает, что письмо опасно. Ирония этого аргумента заключается в том, что мы можем получить доступ к нему только через книги. Однако Сократ был прав в отношении серьезной опасности письменного слова. Миллер удачно резюмирует предупреждение Сократа: «Книги передают знания, но не всегда их придают, поэтому читателям легко предположить, что они понимают идеи лучше, чем они, или притворяются таковыми» (24).

Для христиан книги никогда не были просто объектами; они всегда были инструментами веры и воображения.

Мы видим это по тому, как происходит онлайн-исследование. Вместо того, чтобы читать целые документы, студенты (и многие интернет-комментаторы) часто используют Ctrl+F, чтобы найти язык, который поддерживает их аргументы. Но теперь ИИ заменяет необходимость даже в таких поисках. Он может генерировать аргументы, не требуя от исследователей открывать какие-либо книги, не говоря уже о том, чтобы внимательно их изучать.

Миллер более оптимистично настроен в отношении будущего книги (в широком смысле), чем я сейчас. Он справедливо отмечает способность ИИ «делать то, что не под силу даже целым армиям людей» (282). Кроме того, он описывает большие языковые модели (LLM) как стоящие «в очереди, идущей от библиотек Суппилулиума и Ашшурбанипала к коллекции Аристотеля и архивариусам и каталогизаторам в Александрии» (293–94). Хотя видение Миллера обнадеживает, я не столь оптимистичен. Предупреждения Нила Постмана о различиях между печатными изданиями и экранами кажутся все более актуальными. ИИ угрожает создать мир, который Рэй Брэдбери изобразил в « 451 градус по Фаренгейту », но без необходимости в пожарных.

Тем не менее, Миллер попадает в яблочко, показывая силу книг, способных изменить мир, нарушив статус-кво. Книги похожи на приключения; они могут заставить нас опоздать на ужин. Но они также освобождают. Такие книги, как «Страдания в Африке», рассказ XIX века о капитане корабля, порабощенном арабами, подпитывали движение за отмену рабства в Соединенных Штатах. Какую бы форму ни принимали книги в будущем, они всегда будут обладать разрушительным потенциалом для добра или зла.

Экраны требуют нашего внимания. Книги просто ждут. Тем не менее, тихие технологии часто являются наиболее эффективными в изменении мира. «Машина идей» — своевременное напоминание о том, что самые старые инструменты, если ими хорошо владеть, могут быть самыми острыми.